«Думская».
Начнем с того, как вы восприняли начало полномасштабной войны. Что делали в первые дни?
Андрей Красножон:
На момент начала войны я занимал должность ректора меньше трёх месяцев — приказ о моем назначении подписали 1 декабря 2021 года.
Ну что сказать… 24 февраля – день рождения моего пятилетнего сына. На вечер по этому случаю был заказан ресторан, то есть никто из нас накануне и подумать не мог…
Представьте себе: в день рождения сына ты будишь его на рассвете не для того, чтобы вручить долгожданные подарки, а с просьбой одеться поскорее, потому что началась война. В этот момент недалеко от нашего дома начали прилетать первые ракеты (они и теперь летают – это направление на аэродром). В воздухе разнесся характерный запах горелого пороха, как после праздничного фейерверка.
Сразу пошли первые ассоциации — из периода обороны и оккупации Одессы в 1941-м. Тогда из города выехали в эвакуацию и рядовые преподаватели, и профессура, и музеи. Вспомнилось, как при оккупантах менялось руководство инстанций и учреждений — новая власть назначала ставленников из числа оставшихся. Вспомнилось, как это потом отражалось на их карьере и судьбе. Тогда, в 1941-е, было все то же — и баррикады на улицах, и мешки с песком, и противотанковые ежи, и угроза фашистского наступления.
В первый день нашей войны все это вспомнилось очень отчетливо.
Наши студенты-иностранцы начали поднимать вопрос эвакуации недели за две до этого. Конечно, тогда мы успокаивали их (да и себя тоже) — мол, все будет хорошо. Многие из нас не верили, что будет большая война, максимум — обострение на Донбассе.
Утром 24-го сообщением на вайбер меня разбудил сотрудник: «Необходимо срочно эвакуировать иностранных студентов. Университет несет за них ответственность». Все сразу стало ясно. Открываю новости — а там уже пишут красным жирным шрифтом о ракетных обстрелах Харькова, Киева и других городов Украины. Холодок по телу.
В 6:05 утра я стоял на берегу моря, высматривая: нет ли десанта. Традиционные страхи приморского города, да. Но вместо этого на ближнем рейде маневрировали наши корабли.
После позвонил коллегам, отменил явку преподавателей и студентов в университет. В 9 утра в главном корпусе мы собрали совещание узкого круга ответственных сотрудников. Никаких инструкций «сверху» мы еще не получили, но приняли несколько важных решений, которые нужно было срочно выполнять в новой ситуации.
Над Одессой летали ракеты, гремели взрывы, по улицам носились скорые, паника на заправках — все это хорошо запомнилось. Я забрал из дома бухгалтера, привез в университет, чтобы успеть начислить зарплаты сотрудникам и стипендии студентам — было непонятно, что будет с городом, с государственными учреждениями, со всеми нами.
Первые двое с половиной суток вообще было тяжело понять, что происходит. Министерство образования и науки первым делом организовало чат для ректоров, Мы в нем общаемся до сих пор, налажена прямая связь с министром Сергеем Шкарлетом и его замами. Решение основных и текущих вопросов, обмен новостями по отрасли ускорилось значительно.
«Д». Иностранных студентов эвакуировали сразу?
А.К. У нас учатся китайцы, туркмены, студенты из стран Ближнего Востока. Кто-то уехал самостоятельно в первые дни. Кого-то с нашей помощью организованно эвакуировали свои посольства. За кем-то пришлось отправлять университетский автобус, чтобы собрать в пункте сбора – и по городу, и в соседний Николаев, например.
В течение полутора недель на меня выходили студенты и руководители разных вузов Украины — в том числе из Харькова, который интенсивно бомбили. Через наш университет стихийно пошел поток студентов с востока Украины, от нас они выезжали на румынскую и молдавскую границу. Где-то с трансфером им помогали мы, где-то студенты самоорганизовывались.
В итоге по стране пошел слух, что через одесский университет Ушинского можно эвакуироваться, перекантовавшись в общежитии.
Как-то раз я заметил, что возле одного из наших общежитий несколько дней подряд собирается толпа иностранцев — при том, что своих мы к тому времени уже давно эвакуировали. Оказалось, это студенты других вузов города — с вещами, семьями, маленькими детьми на руках. В ожидании заказанного автобуса они мерзли на улице. Я распорядился пустить их в наше общежитие, поскольку был риск не успеть до наступления комендантского часа, который тогда начинался в 19:00.
«Д». Думали ли вы сами об эвакуации?
А.К. Своей — нет, об эвакуации семьи – да. Как руководителю мне положено быть при университете. Семья ехать, кстати, не желала. С трудом уговорил и вывез в село, подальше от ракетных обстрелов. Через три недели им надоело, и они вернулись. На следующее утро «Макаров» и «Эссен» (российские фрегаты) обстреляли побережье как раз напротив нашего дома. Было шумно. Мы с сыном набрали на память массу замечательных осколков. Один, самый интересный, сразу забрал наш физик Дима Дьячок – он защищался по физике твердого тела, его интересовали какие-то свойства снаряда, сочетание хрупкости и твердости сплава.
Наверное, мне простили бы бегство, будь я только лишь ученым. Все просто: сел в машину и уехал за границу, тогда еще выпускали. Многие так и сделали, в том числе некоторые наши сотрудники — призывного, кстати, возраста.
Меня повесткой вызвали в военкомат – обновить данные о социальном статусе, что ли… Приятно удивил тот факт, что военкомат был набит добровольцами. Ощущалась атмосфера воодушевления и решительности, никакого страха или подавленности.
Министр образования буквально сразу объявил двухнедельные каникулы для всех вузов страны. Некоторое время мы с проректорами ежедневно заезжали в наши опустевшие корпуса и общежития, чтобы просто поздороваться с комендантами, поинтересоваться обстановкой – и показать, что все руководство рядом, на месте.
Поддержание морального духа сотрудников было тогда крайне важным. Мы регулярно проводили онлайн-совещания, старались загрузить людей работой научно-методического характера, чтобы хоть как-то отвлечь от новостей с фронта.
Для меня решающими в оценке ситуации были первые два с половиной дня.
Нервозность пропала к концу третьих суток — возможно, потому, что россияне не взяли Киев, Харьков, Николаев. Это придало определенную уверенность в дальнейшем развитии событий, позитивном для Украины. Но за эти трое суток от некоторых моих знакомых и коллег я успел услышать, так сказать, «слова сочувствия» — люди были уверены, что вот-вот в город зайдут россияне и положат конец моей недолгой карьере ректора.
Один пророссийский джентльмен, перед тем как сбежать из страны (полагаю, теперь уже навсегда), сказал мне 26 февраля прямо, не сдерживая ехидства: «Желаю вам оставаться ректором как можно дольше»…
Вообще, в первые дни всякое было. Помните, все искали вражеские метки, боялись ДРГ, ловили диверсантов. А у нас один из учебных корпусов по телефону «минировали» — в отместку за введенные в связи с войной ограничения по части эксплуатации имущества.
«Д». На территории вашего университета был старинный храм Московского патриархата. Сейчас он закрыт?
А.К. Уже не работает. Я вообще не очень понимаю это сочетание – современное высшее учебное заведение и религиозный объект. Увы, он мне достался «по наследству», но война расставила все по своим местам. Сейчас мне приятно, что в самые горячие дни в его старинных стенах провели службу капелланы Православной церкви Украины.
К чему я все это? В первые дни войны для меня, новоиспеченного ректора, ситуация была сложная вдвойне. Ты не знаешь, что нужно делать «по уставу», но очень хорошо чувствуешь, чего делать нельзя никогда. Нельзя кидать своих. Нельзя не быть на рабочем месте. Нельзя игнорировать коллектив.
«Д». Как скоро возобновили учебу после вынужденных каникул?
А.К. По решению министерства это решает руководство каждого вуза в зависимости от ситуации в городе и регионе. Обучение мы продолжили онлайн 14 марта.
Не знаю, как другие одесские вузы, я сообщил в ректорский чат о готовности нашего университета возобновить учебу числа 10-го. К тому времени мне стало окончательно понятно, что Одессу россиянам не захватить, даже подойти к городу у них не получится. С моря десантную операцию эффективно провести невозможно — по причинам, которые вполне очевидны. Окружение города с суши требует широкомасштабной общевойсковой операции.
Вспомним опыт Второй мировой. Весной 1944г. для окружения и взятия Одессы советскому маршалу Малиновскому понадобилось 380 тысяч солдат, участие сил двух фронтов и почти месяц подготовки. Иначе говоря, чтобы наступать на Одессу, Красной Армии сначала пришлось взять Киев, выйти на Винницу, подготовить уверенный плацдарм на украинском Правобережье и даже добиться ощутимых успехов в Беларуси.
То есть даже таким обывателям, как я, в первую декаду марта стало очевидно, что сил для захвата Одессы у россиян недостаточно.
Вполне возможно, что в российском военном руководстве кто-то искренне верил, что город можно взять, высадив несколько батальонов в Лузановке, с одновременным ударом силами каких-то недобитых коллаборантов со стороны Слободки. Увы: в учебники истории теперь войдет совсем иной результат их деятельности.
То, что мы быстро возобновили учебу — это замечательно. Лучший способ не впасть в уныние — это заниматься своей работой и делать ее хорошо. 25 февраля я даже пытался читать свою плановую лекцию по историческому краеведению онлайн — под вой сирен воздушной тревоги. Правда, это не очень хорошо получалось.
Ещё один важный момент. Все это время мы не прекращали хоть какой-то, пусть даже мелкий, ремонт наших зданий. Удивительно, но ремонт во время войны вызывает ощущения почти мистические. Вокруг так много хаоса и разрушений, что возникает естественная жажда упорядочивания, и ей нужно давать выход. Рекомендую!
В итоге нам удалось окончательно вернуть коллектив, так сказать, в чувство — по уровню мотивации мы находимся практически на довоенном уровне. Работа идет, университет активно готовится к вступительной кампании, которая начинается 1 июля.
«Д». По-вашему прогнозу, в этом году будет меньше абитуриентов?
А.К. Не знаю, меньше или нет. Но вступительная кампания в Одессе не провалится. Большое количество людей бежит с оккупированных территорий. Уже видно, что родители из Херсона и Николаева живо интересуются возможностью поступления своих детей в Одессе. Возвращаются студенты-иностранцы, многие из них уже не боятся. Многие хотят продолжить учебу в магистратуре.
Одесса укреплена. Наша область насыщена войсками. Успешно работает ПВО - которое якобы «полностью уничтожили в первый день». Дно Черного моря понемногу пополняется русскими военным кораблями. Волонтеры, военные, коммунальщики – все на своих местах.
Это очень хорошие сигналы — возвращается если не стабильность, то как минимум ее уверенное ощущение. Несмотря на сложные времена, в университете Ушинского не сокращено ни одно отделение, ни один факультет. Студенты готовятся к сессии.
Наш университет готовит специалистов в разных сферах — государственное управление, медицина, логопедия и многих других. Тем не менее – мы вуз педагогический, в первую очередь готовим учителей. Эта специальность вечная.
Перефразируя Наполеона, можно сказать: общество, которое не хочет готовить своих учителей, завтра будет кормить чужую армию. Мы видим, что сейчас происходит на временно оккупированных областях — Херсонской, Запорожской. Вслед за российскими танками туда пришли российские учителя и российские школьные программы. Понятно, зачем они это делают – учитель меняет сознание детей, формирует фундамент общества, государства и режима.
Все позитивные результаты наших реформ за восемь лет после революции, нашу Новую украинскую школу и другие достижения, оккупанты будут сметать террором, репрессиями, телепропагандой, массовым психозом, новыми учебниками и новой муштрой. Поэтому украинский университет педагогической направленности – это объект стратегического значения, а сейчас – особенно.
«Д». Большинство учителей на той же Херсонщине отказываются сотрудничать с оккупантами.
А.К. Да, так и есть. И мы должны научиться уважать их труд и подвиг, как и подвиги наших солдат. Нужно положить конец традиционному вторичному отношению государства к педагогам.
Имена военных будут внесены в нашу историю сопротивления оккупантам золотыми буквами — они совершают подвиги здесь и сейчас. Но пренебрежение к педагогам – это мина замедленного действия. Если сейчас государство не обратит внимание на учителей, которые воспитывают новое поколение, то через 10-15 лет некому будет рассказать о подвигах наших защитников, а затем — некому воевать за Украину.
Многие из нас по собственному школьному опыту знают, как слово, сказанное учителем, злым или добрым, способно повлиять на нашу дальнейшую жизнь, на выбор того или иного пути. За свою жизнь учитель оказывает влияние на воспитание огромного количества людей – слишком большого, чтобы стоило им пренебрегать, чтобы портить ему, учителю, настроение отсутствием достойной зарплаты, например.
«Д». Что такое хороший учитель, на ваш взгляд?
А.К. Хороший учитель — как хороший врач, его молва поднимет. Но, как и все хорошее в мире, это большая редкость.
Хороший учитель – вовсе не тот, кто прочитал много книг. Прежде всего – это умелый толкователь. Он обладает искусством быстро объяснить ребенку крайне сложные вещи самым простым языком.
Вот, например, мой случай. Как-то я вышел вечером с пятилетним сыном на прогулку к морю. Над горизонтом поднялась полная Луна. Марк меня и спрашивает: «Папа, а почему Луна не падает на Землю?». Я не нашел сказать ничего лучше, чем: «Гравитация». Похоже, я плохой учитель — ответил вроде и верно, и коротко, но плохо.
В это время недалеко от нас со своим чадом играла какая-то мамочка. Я поделился с ней свежим впечатлением: «Представляете, сын спрашивает, почему Луна не падает на землю»… Мамочка задумалась и поинтересовалась: «Ну и почему?» — «Почему он спрашивает?» — «Нет, почему она не падает?..» Наверное, ей тоже не повезло с учителями в детстве.
Хороший учитель – это структуралист. Он учит детей добывать знания, а не зазубривать их. Ставить проблемы и искать пути их решения. Он учит системному мышлению. Это настолько ценное качество человеческого ума, что хорошего учителя зачастую хорошими деньгами быстро переманивают в другую профессию — если государство не обращает на него должного внимания. Во всяком случае, так было с блестящими учителями моей школы в голодные 90-е.
«Д». Вопрос по вашей специализации: будет ли в этом году летняя археологическая практика у студентов-историков университета Ушинского?
А.К. В последние годы наш университет взял на себя организацию трёх больших экспедиций в одесском регионе.
Первый — это Орловка (Картал) — знаменитая переправа на Дунае, одна из древнейших в Евразии, которая действовала со времен неолита до середины XIX века. Там находится многослойный памятник Каменная Гора. На этом объекте мы работаем совместно с археологическим музеем НАН Украины.
Вторая наша локация — Аккерманская крепость. Тут мы работаем совместно с Институтом археологии. В 2017, 2020 и 2021 годах мы проводили раскопки мечети, двух римских усадеб, фортификационных сооружений. Планировали и в этом году, но пока исследования откладываются – как минимум, пока не починят мост через Днестровский лиман.
Третья экспедиция — уникальная. Последние два года вместе с доктором наук Светланой Ивановой из Института археологии мы копали Приморский бульвар в Одессе. Мы прошурфовали практически всю северную часть бульвара, где находился в XVI-XVIII веках Хаджибейский замок.
В этом году война сорвала нам сезон — по договоренности с городскими властями в марте мы планировали снова выходить «в поле». По совокупности информации наметили перспективное место — 40 на 125 метров, собирались исследовать этот участок в надежде таки обнаружить остатки фортификационного сооружения. Но путин, чтоб он был неладен, внес свои коррективы.
Но мне крайне приятно, что многолетний резонанс от этих раскопок приводит к нам новых абитуриентов. Точно знаю, что как минимум несколько человек, которые поступили к нам в прошлом году на первый курс исторической специальности, сделали этот выбор более чем осознанно: они хотят участвовать именно в этих в раскопках, чтобы найти Хаджибейский замок. Это достойная мотивация, я считаю.
«Д». Недавно бойцы территориальной обороны нашли две амфоры и передали их в Одесский археологический музей. Вы слышали об этом?
А.К. Разумеется – мне всю личку завалили сообщениями. У нас в области сотни памятников, относящихся к античной эпохе. Древние греки занимали стратегические места, защищенные самой природой, удобные для обороны от набегов кочевых племен.
Наши бойцы сейчас оборудуют свои траншеи и блиндажи там же, где и греки тысячи лет назад. Поэтому неудивительно, что сейчас находят замечательные артефакты былых эпох.
Но меня приятно удивило другое — что эти ребята из 126-й бригады теробороны, честь им и хвала, не разбили эти амфоры по незнанию или глупости, не продали их, не подарили кому-нибудь, а сдали находки в музей. То есть они сразу поняли, что имеют дело с античностью, с древностью, с культурной ценностью.
Казалось бы, идет война… Однако наши бойцы, сидя в окопах и каждую минуту рискуя жизнью, ведут себя интеллигентно. Я видел на фото – они ещё и бровки котлована зачистили!
Это и есть цивилизация. Так поступают грамотные образованные люди, которые вынужденно взяли в руки оружие, чтобы защищать то, что им дорого.
А в это время по другую сторону линии фронта все иначе. Там воруют нижнее белье, стиральные машины и микроволновки из украинских домов. Или, например, коллекцию скифского золота — ее разграбили из музея Мелитополя.
Цивилизация — вот за что мы сейчас воюем и что мы сейчас защищаем. Этот случай с амфорами ярко демонстрирует разницу в ментальности воюющих сторон. Это - прекрасная лакмусовая бумажка для двух армий и двух совершенно разных мировоззрений, которые сражаются сейчас на украинской земле.
Беседовала Алена Балаба https://www.facebook.com/olena.balaba
Адрес пубикации https://dumskaya.net/.../istorik-andrey-krasnozhon.../
Комментариев нет:
Отправить комментарий